Настал тот день, когда терпение лопнуло. Упрямство Энгельберта раздражало Людвига, как и его брата. Впрочем, всегда можно применить силу, и в данном случае она была необходима. Но перед ними стояла задача: как пройти в кабинет и сделать всё тихо, без шума, чтобы ничего не заподозрили? В принципе, всё равно будет как-то странно, что Энгельберт, так активно отрицавший аншлюс, согласится на присоединение Австрии к германской империи.
«Этого не случится…» - подумал про себя Людвиг, качая головой. И в самом деле, горбатого только могила исправит, как гласит пословица. И такая инициатива очень не нравилась немцу, потому что… Потому что. Всегда какие-то плохие предчувствия, фобии за маской бесстрашия и спокойствия – всё это сказывалось на нервах Германии. Имея огромную силу, германская империя вполне могла бы поработить всю Европу, а сейчас она чуть ли не встаёт на колени перед каким-то аристократишкой, умоляя его помочь расширить территорию. Зачем он им понадобился? На этот ответ недоумевающему Людвигу мог ответить только Пруссия.
«Кстати, а где он?» - задался вопросом Германия, оглядываясь вокруг. Уже полдень, солнце начинало подниматься всё выше. Эта австрийская форма доставляла немцу слишком много неудобств – маловата, пахнет слишком сильно чем-то, да ещё в ней начинает становиться жарко! Одним словом, геморрой.
«Надеюсь, он придумал стоящий план, чтобы идти на такое рискованное дело», - скептически подумал немец, облокотившись на стену здания и поглядывая куда-то вдаль. Конечно, он никогда не сомневался в гениальности брата и доверял ему, но сейчас… Это было очень важной миссией, и провал её мог закончиться очень неприятно.
«Да что я волнуюсь? Всё будет хорошо. Ведь… так?»

Немец нервничал, с одной стороны, а с другой - если не убрать эту занозу, простите, в заднице, то присоединение  Австрии к Рейху немного, но уже ставится под сомнение. Да и, в конце-то концов, Гитлер хоть и германец, но родился  на австрийской территории. - Запад, заждался меня? Людвиг бросил короткий взгляд на часы и с тихим вздохом произнёс: - Пунктуальностью ты никогда не отличался. Ну да-да, педантизм, конечно, неотъемлемая составляющая сурового немецкого характера, как любовь к пиву, к примеру. Людвиг чуть удивлённо вскинул брови, внимательно посмотрев на пруссака: - Нет, конечно. В конце концов, это всего лишь вопрос времени. Но врал, врал. Германия не был уверен на все сто десять процентов в успехе мероприятия, а это уже давало повод для того, чтобы понервничать.
Решив не терять времени даром, Пруссия пояснил основные детали операции, а немец постарался запомнить каждое слово. - Потом просто блокируем кабинет босса этого четырёхглазого и выбьем из него желание работать с нами. Людвиг согласно кивнул. "План безупречен. Время на подготовку потрачено не зря. Что ж, осталось только дождаться нужного времени". Тон, с каким Гил пояснял всё то, что Германия и так знал, в общем-то, вселял уверенность. "Хотя когда он не верил в успех любой своей затеи, даже самой бредовой? Я отвлекаюсь". Германия достал пистолет, проверяя его (в самом деле, кто обратит внимание на оружие в руках члена гражданской гвардии, да ещё в такое время?), и решительно заявил: - Австрия обязательно присоединится к Тысячелетнему Рейху. Не по своей воле - принудим, а если ОН не согласится подписать договор, то ещё не раз пожалеет об этом. Мир не обеднеет от потери одного ничтожества, -  (имел ввиду канцлера, конечно) последнюю фразу Людвиг почти прохрипел, слегка скаля зубы. Он всем сердцем и всей душой уже отдался во власть этой безумной, безумной идеи национал-социализма. Он жил ей. Он дышал ей. Он жаждал достижения одной лишь цели: главенства Германии и её расцвета. Замолчав, Мюллер спокойно убрал пистолет на место.

Вторжение происходило по плану, сложенно. По звукам с улицы можно было понять, что караул не с особым успехом сопротивлялся (выстрелов было не так уж и много), но и кому-то там тоже досталось, иначе бы было либо молчание, либо возгласы радости, готовые прекратиться в любую минуту.  Будучи в ловушке, никто не мог сбежать, никто! И это было одним из главных преимуществ данной операции. Ещё слаженность и эффект неожиданности сделали бы своё дело... Но вот тут Гилу стало как-то по-странному неуютно, и он, так уверенный в том, что этот план по захвату канцелярии не имеет изъянов, стал сомневаться.
Пруссак помотал головой, стараясь выкинуть нежеланные мысли из головы. Тут они были совсем не к месту.
И вот тут началось самое интересное: пусть и мыслями он был в другом месте, физически Гилберт также стремился выполнить своё задание, а тут внезапный и крайне неудачный выстрел, который тяжело ранил  этого чертова Дольфуса! А вместе с этим ещё и Людвиг, будто совершенно наплевав на итоги данного действа, решил оставить австрийского босса без медицинской помощи, пока тот не выполнит его указания.
- Людвиг, если он помрёт, тогда весь план может пойти к чёрту! - в некоторой степени пораженный поведения брата (случай не первый, но и не последний), Гил даже назвал его по имени. Возбужденный, он вышел из кабинета, откуда и узнал новость о том, что не только случился промах с этим никудышным боссом. Почему-то отсутствовали члены кабинета министров, которые должны были сидеть здесь. Это было неправильно.
Вернувшись в кабинет, прусс застал не самую лучшую картину — перед раненным Дольфусом лежало перо и бумага, каким-то чудом ещё не заляпанные кровью. Сам он сидел и даже не смотрел в сторону предложенных ему вещей, и тут злость пруссака взяла верх - он подошел к столу, кулаками ударил в деревянную мебель и, пристально глядя на этого горделивого и зазнавшегося австрийца, заорал:
- И ты думаешь, что если будешь так сидеть, что-то изменится?! Да ты помрешь, урод, если не выполнишь указание! Неужели не страшно за собственную шкуру? Неужели ты не хочешь видеть Великое будущее, которое мы построим?
В это же время странное чувство просто разрывало Гилберта, и, быть может, поэтому он был слишком эмоциональным и нетерпеливым.

Отредактировано Prussia (23 Фев 2013 02:31:43)

- Людвиг, если он помрёт, тогда весь план может пойти к чёрту! Немец незаметно и крайне недовольно скривил уголки губ. На какую-то секунду ему показалось, что брат начнёт читать нотации, а ещё хуже - мораль. Хотя о чём это я? Прусс и мораль? Немец прикрыл глаза и взял себя в руки так же быстро, как и вышел из привычного каменного равновесия. Он осмотрелся. Энгельберт истекал кровью. Рана была смертельна. Скорее всего.
Германия слегка вздохнул, Гилберт же, не стесняясь в выражениях, убеждал упёртого австрийца одуматься. - Неужели ты не хочешь видеть Великое будущее, которое мы построим? "Его жалкий умишко не можете себе даже представить, насколько Великим может быть это будущее, будущее всех германцев". Людвиг подошёл к фактически умирающему канцлеру. Смерив в себе первый порыв злости, он холодно обратился к Энгельберту, но в этом холодном голосе угрозы было ещё больше, чем в злобных тирадах. - Не ты ли установил австрофашизм у себя в стране? Так какие же идеалы ты отстаиваешь, если, по сути, не так-то далеко и ушёл от нацизма? Придвинул бумагу к австрийцу. - Подписывай, или ты умрёшь от потери крови. Австрия, в любом случае, будет присоединена к Рейху. Сейчас или чуть позже - всего лишь вопрос времени, а твой выбор - вопрос собственного благоразумия. После Людвиг обратился к пруссаку. - Разберитесь здесь, я проверю, что творится снаружи. И, сжав зубы, с некоторым отвращением добавил: - Как бы только макаронники не вмешались. Этот гад успел подсуетиться и заручиться поддержкой Муссолини, чёрт бы их побрал. Германия вышел из кабинета, а между тем правительственные войска, возглавляемые министром юстиции Куртом фон Шушнигом, потихоньку начинали шевелиться. Всем стало совершенно ясно: в Вене случился нацистский путч, который надо как можно скорее подавить и не допустить распространения этой заразы по всей Австрии. И тем более не допустить аншлюса. Хотя, повторюсь, это всего лишь вопрос времени. И ничего более.

Отредактировано Germany (31 Май 2013 10:37:59)