"Дорогая сестрица! Сколько утекло воды с тех пор, как я в последний раз видел вас и вдыхал полной грудью воздух необъятной Родины? Нонешние времена тяжелы, не несут ничего, кроме горечи и запаха крови. Шелест вашего платья, домашний уют и собрания за одним столом тлеют в памяти свечой в полумраке.
Беспокоиться за меня не стоит, поберегите лучше жизни ваши, покойные доселе. Пусть те вечера в саду, что не проводили мы, за нас отгуляете. Боюсь, что новости мои омрачат чело ваше.
Револакс и Пулкилла, города финские, обошлись ценой воистину неизмеримой. Я, безвестный, скрываясь под личиной байстрюка, был вынужден биться в первых рядах со своим народом. Несмотря на то, дражайшая моя сестрица, что каждый, кто был там, был в силах ощущать моё присутствие и поддержку, уберечь нас от разгрома не могло ничто. Так что, Наташа, бежали мы, как жалкие шакалы, что поджали в хвосты, на юг, в топи дрянного Вяйнемёнена. Тино, всецело находясь на стороне Бервальда, негодяй столь упорный, что люди его день и ночь не дают нам покоя. Намедни под покровом ночи забросан был гренадами последний обоз с припасами, которые, из-за скверности нашего интенданта, и так были плохи. Молитесь Господу за меня, грешного.
Гонцы приносят вести скверные, что на море в войну включился Артур, будь он неладен! Везде след его рук нечистых, что покоя не дают ни на земле, ни на море. Но ведь и не из таких капканов выбирались, дорогая?
Пишу тебе из походной палатки, по бокам которой хлещет ливень плетью.  Из-за обилия дрягв, ещё не до конца растаявшего снега и сырости буреломов шинель всегда влажная, невозможно согреться.  Все глупые этишкеты, султаны и многие пуговицы с обшлагов отлетели, да и сам я душевно истрепался. И зачем только Александр развязал эту войну? Лишь мысли о вас с Оленькой постоянно поддерживают тепло в душе. Целую. Как вы, сестрица, там, без поддержки моей? Светлы ли дни и думы ваши?
Надеюсь на скорейшее свидание с вами."
Таммерфорс, мая лета 1808

Отредактировано Russia (22 Ноя 2012 20:02:13)

"Милая сестрица, как долго ждал я письма твоего, но затерялось, видимо, оно в пути своем. Верно, следовала весточка твоя за мною следом, как и я ища себе пристанище. И все же увидел я ответ твой, потрепанный, но дышащий домашним уютом.
Как бы мне хотелось стать тем самым ребенком придворных дам, дабы послушать твои истории вместе со всей ребятней. А помнишь ли ты наши игры в детской, когда еще не знали мы тяжести войны и даже слово смерть встречали только в книжках, которые читала нам Ольга? Сейчас эти прекрасные воспоминания поддерживают меня и дают веру в будущие. Не стесняясь скажу, что мог бы долго жить в мечтах, если бы не те шумы, что раздаются за тканью палатки.
Прошу простить меня, черствого солдата, отложившего на потом твой подарок и вскоре его потерявшего. Но не волнуйся, дорогая сестрица, не суждено тебе будет увидеть эту историю своими глазами. Как бы тяжко мне не было прежде, сейчас, кажется, свалился груз с моих плеч. Страшным был бы враг, если бы долго стоял на месте, готовясь к атаке, и он был таковым. К счастью, Артур с частью своих кораблей исчез в море, дав надежду мне и моим сослуживцам. Вскоре враг показал свои клыки и напал в час рассвета. Правду говорит народ, что у страха глаза велики. Приняв отряд оборванцев за войско Клингспора, лагерь переполошился. Еще долго будут рассказывать друг другу солдаты о том, как собственноручно перебили целый полк финнов под руководством шведских офицеров. Свойственно военному народу преувеличивать каждую битву, так что верить нельзя даже мне. Быть может, только историки смогут рассудить рассказчиков и слушателей.
Лето подходит к концу, а значит близится осень. Не хотелось бы мне, чтобы война затянулась до зимы, но если будет так, то мне ничего не останется, кроме как остаться здесь. Как бы мне хотелось распахнуть двери нашего дома и обнять тебя, сестрица, и Оленьку. Быть может, это случиться уже в следующем месяце, а может и через год. Совсем недавно враг был отброшен, но это не значит, что он разгромлен. Все же войну очень сложно предсказать даже великим стратегам.
В последнее время дают о себе знать старые раны, о коих стоило бы забыть. Но не волнуйся, хвори не смогут напугать твоего брата. Надеюсь, что и вас не беспокоят болезни. Дома все хорошо, али грусть какая бродит по комнатам? Думается мне, что Ольга не хочет утруждать тебя своими заботами, дабы не волновать сильнее, поэтому просто подойди к ней и обними вместо меня.
Целую и молю Господа о скорейшей встрече".
Салми, август лета 1808

"Любимая моя сестрица, невольно вспоминая дом родной, пишу я, дабы сообщить о пророческих словах твоих. Наступление продолжается, но не так активно, как хотелось бы солдатам, а возможно и императору, ибо Буксгевден теперь заменен Кноррингом. Война действительно затянулась, но в пришедшей зиме мы видим лишь улучшение нашего положение, чего я заметить возможности не имел. Продовольствие подходит с перебоями, не всегда всем достается еды. Но вы не пугайтесь дома, нам это не в первой, бывало и похуже. А возможность отдохнуть мы получили в сентября во время кратковременного мира. И сейчас мы вновь имеем такую возможность. Что из себя представляет Кнорринг, я пока увидеть не смог, ибо новых действий не замечал. Быть может мы уйдем из Финляндии, а может быть и нет.
Невероятно рад услышать о том, что Ольга включила тебя в свою деятельность. Теперь у вас будет больше поводов порадоваться и меньше поводов поссориться, хотя и в домашних ссорах есть свой уют. Надеюсь, что с обителью нашей все в порядке, и никто вам не мешает радоваться теплу. Раз дела, кои требуют моей руки, можно отложить, то думаю, что с вами все в порядке. В солдатской жизни сильно не хватает женской руки, и начинаешь понимать, всю ее силу, когда лишь одно ее прикосновение снимает все заботы и тяготы.
Уже снег начал потихоньку засыпать палатки, скрывая их от посторонних глаз, но чужие уши всегда услышат шум и гам вокруг этого места. В тишине сидеть никто не хочет, морозы все равно не успокоят их пыла. Но, как ты знаешь, к зиме я не питаю особых пылких чувств. Она отталкивает своей холодностью и заставляет бежать прочь всех, кто хочет к нам попасть и с миром, и с войной.
Но отвлекают меня от грустных размышлений твои письма, дорогая сестрица. Неизвестно, когда же мы все снова сядем вместе за наш обеденный стол и заплачем от счастья.
С нетерпением жду этого дня."
Каяни, декабрь лета 1808

"Сестрица, спешу обрадовать тебя новостью, что больше не придется тебе тратиться на бумагу для писем. Быть может следующее послание твое прочитаю я уже дома в кругу семьи. Близиться конец войны, и это уже будет не тот кратковременный мир, наблюдаемый нами несколько раз за всю войну, а настоящий финал, после которого следует дорога домой.
Самым невероятным для меня стал переход через море по льду. Все же долгая северная зима смогла нам помочь застать шведов врасплох. "Невозможно", - говорили мы, слушая о предстоящем походе. Казалось бы, лед должен в определенный момент треснуть, и тогда бы множество жизней остались бы на глубине. Рядом виднелись проруби, оставленные отступавшими шведами, заставляя меня иной раз вздрогнуть и вспомнить о скором ледоходе. Несколько часов медленным маршем мы преодолевали залив. Когда же появился берег,радости нашей не было предела. Обратно мы уже возвращались по местами разломанному льду, так как метели прекратились.
И вновь мы пережидали перемирие, но велением императора нашего мы снова атаковали шведов. Теперь же, в теплом июне, мы готовимся к возвращению домой. Как только Стокгольм оказался в опасности, шведский король тут же запросил мира, после которого войны быть не может.
Впервые не сомневался в твоих гаданиях я, Наташенька. Верилось мне, что не можешь ты мне соврать, и победа нас ждет, стоит только потерпеть. Часть войск все еще остается в Швеции, но я отправляюсь домой, дабы поскорее увидеть тебя и Оленьку. Не могу дождаться той счастливой минуты, когда смогу обнять и расцеловать вас обеих, глянуть на тот подарок, коий вы мне приготовили. А я, черствый солдат, как подарок могут предложить лишь свое возвращение на родину.
Целую и жду скорейшей встречи."
Умео, июнь лета 1809.