Hetalia: Through the Eternity

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Hetalia: Through the Eternity » Дела давно минувших дней » Брачное агенство "Polska" работает себе в убыток (Прус., Брад., Польш)


Брачное агенство "Polska" работает себе в убыток (Прус., Брад., Польш)

Сообщений 1 страница 14 из 14

1

Время: 1603 год, весна, довольно тепло, но есть есть вероятность дождя
Место: Кёнигсберг, площадь близ протестантской церкви, а дальше как дело пойдет.
Суть: Вот уже который (человеческий) год Пруссия живет под контролем Речи Посполитой. Господи, как же ему это надоело. Несмотря на то, что великие магистры приносили присягу польской шляхте, Пруссия постоянно отвергал свою зависимость от «какой-то там» Польши. Но дела складывались куда хуже для него самого. Еще в бородатом 1525 между пруссом и поляком был заключен договор, что если у Альбрехта прекращается мужская линия, то все государство входит в состав Речи Посполитой. После смерти великого магистра Альбрехта Первого, на его должность становится его 15-летний сын Альбрехт Второй, который мало того, что отставал в развитии, так ещё и по возрасту не имел права становится руководителем. Ситуация спорная, поэтому Польша, чтобы как-то разрулить дело, решил найти ему телочку познакомить с одной леди, которая с ним бы подружилась и, возможно, вошла бы в состав Речи Посполитой отучила немца бунтарить по любому поводу.
Игроки: Польша (17), Пруссия (14-15), потом Браденбург (14)
Игру начинает: Логично было бы Польше начать, но может и Пруссия
Цели: Польша – свести Браденбург и Пруссию.
Пруссия – подружиться с Браденбургом (это ж Берлин!), может быть и пофлиртовать.
Браденбург – проникнуться доверием к печальному положению Пруссии и как-то помочь ему.
Очередность постов: поэтапная, Польша приводит Браденбург
Рекомендации:
1) Статьи в википедии: Пруссия (герцогство), Альбрехт Фридрих (герцог Пруссии), Бранденбург (маркграфство), Бранденбург-Пруссия
2) Подсказка от меня

0

2

Уже как полдня добрый люд боялся подойти к замку: оттуда раздавались нечеловеческие вопли. Орал запертый в комнате Феликс, орал караулящий его под дверью Сигизмунд. Литва в срочном порядке устроил себе каникулы и слинял восвояси, слуги попрятались по подвалам, все остальные по дальним покоям, так что поблизости не наблюдалось ни одной души, дружащей с головой. Польша плакал и умолял слабым голосом:
- Выпусти меня! Я есть хочу! Я замерз! Я умираю!
Сигизмунд стоял на своем:
- Ты знаешь условие...
У умирающего лебедя вмиг изменилось настроение и нашлись силы:
- Да как ты, курва, со страной обращаешься?! Говорил же я Баторию, что загубишь ты меня, свинья безмозглая! Бессовестный! Выдумал ереси всякой и над ребенком беспомощным издевается, душегуб!
Об дверь с грохотом ударилось нечто тяжелое. Должно быть, этот беспомощный ребенок угробил очередной предмет дубовой мебели. Сигизмунд разрыдался от изнеможения.
- Говорил же мне Баторий - Сигизмунд, брось ты это неблагодарное дело...
Дело в том, что прусская проблема довела благородное семейство Речи Посполитой до очередного скандала. Сигизмунд видел прелестную возможность присвоить новое государство, а Феликс видел заклятого белобрысого врага у себя дома. Его, разумеется, такой расклад не устраивал. Он предложил Главному сделку - заберем территорию, посадим на кол Байльшмидта, все довольны, все счастливы. Сигизмунд, сердобольный до ребятишек, сказал пасынку нет. И понеслась с утра пораньше.
Ближе к вечеру, ни нытьем, так катаньем, Сигизмунду удалось договориться с Польшей и посадить его за написание пригласительных писем.
- Готовь два конверта. Для пана Пруссии и для пани Бранденбург.
- Почему пани Бранденбург? - скривился Польша: еще одну немчуру у себя дома он не потерпит.
- А кто тогда, пани Галиция? - подло поиграл бровями Сигизмунд.
Упоминание о первой любви заставило Феликса вспыхнуть.
- Чего Галицию-то??? Белорусь вон пусть!
- Польша, родной, зараза, ты помнишь, что случилось, когда мы в последний раз попытались Белоруссию втянуть?
- А что случилось?! Ну, подумаешь, Литва наклюкался и поля нам подпалил, с кем ни бывает? Побесится и успокоится. О стране надо думать, об экономике, а не о Белорусях всяких!
Сигизмунд схватился за голову. Да, выросли его мальчики, стали интересоваться противоположным полом. Только вот одного в монахи посригли - Болеслав, будь он неладен! - и теперь то, что он должен был делать с бабами, он делал с мозгами своих Главных!
С горем пополам письмо для пани Брандербург было написано - рукой Польши под диктовку Сигизмунда. Письмо пану Пруссии Феликс переписывал не раз, не два и не три.
- Давай сначала! - диктовал Сигизмунд терпеливо. - Дорогой пан Байльшмидт!
- Падла ты косоносая... - подписывал Феликс.
Сигизмунд отбирал у пасынка листок и клал перед его носом новый.
- В знак признательности за наши добрые отношения...
- Ни хрена себе добрые! Он меня вчера после утрени зарезать хотел!
- В знак признательности за наши добрые отношения, Феликс! "Феликс" не пиши! Нет, ты что, нарочно это делаешь?! В знак признательности за наши добрые отношения хочу пригласить Вас на польский ужин...
- Таточка, а польский ужин - это когда все нахрюкаются и поют "Czerwony pas"?
- Да... То есть нет! Нет!
- Да я пишу уже! "Выучи песню, дурак, скоро тебе придется освоить весь польский фольклор".
- Да что же это за наказание-то такое?!
С двадцать третьего раза удалось-таки накатать приличную листоношу для Пруссии. Суть двух писем состояла в том, что Польша в лице Речи Посполитой в знак уважения и благоговения к своим добрым соседям приглашал пани Бранденбург и пана Пруссию в Кенигсберг на скромное торжество в семейном кругу по-польски. Сигизмунд вытянул конверт для Пруссии из-под носа Феликса, от счастья даже не углядев, что тот все-таки подписал: "Великому" от пана Лукашевича с глубоким, твердым и большим". Гонцы с письмами были отправлены немедленно, Сигизмунд ликовал, что сумел-таки воздействовать на неконтролируемого Польшу и вот-вот его коварные планы воплотятся в жизнь, Польша же надеялся, что ничего из этого не выйдет и ему не придется пить с немчурой на брудершафт и завывать с ними "Czerwony pas". Оставалось ждать ответа.
- Все, я сделал все, что ты хотел. Теперь убери саблю от моей шеи! И дай мне поесть, живодер!
- Счастье-то какое, люди добрые! Дайте ему ведро овса!

0

3

Постоянное недовольство Гилберта с каждым днём только увеличивалось в размерах. Мало того, что он под постоянным наблюдением, ему не разрешают прибить нежеланных соседей, дак ещё и что-то решить за него хотят! Ну да, конечно, не дождётесь! И сколько не пытаетесь навязать — не получится.
Периодически посещали мысли как поковарнее расправиться с виновниками теперешней ситуации. Они приносили некое удовлетворение, но его было так мало, что следом за ним приходило разочарование. Судьба - штука коварная и отпускать никуда не собиралась, поэтому, когда до Пруссии таки добрались гонцы с помятым письмом, он был уверен, что радостных новостей эта весточка ему не принесёт. В подарок «достопочтенным» польским гражданам парень показал жест, который не предвещал ничего хорошего — провел пальцем по шее, издевательски улыбаясь, а потом просто потребовал свалить, пока он не применил силу. Слова и действия были прекрасным катализатором для возможностей подопечных Польши, поэтому уже через мгновение Гилберт и письмо остались в полном одиночестве.
- Что ещё этот недоумок придумал? - просматривая «яркую» подпись, Байльшмидт не удержался и отправил в сторону польского друга пару ласковых, прежде чем открыть конверт и углядеть его содержимое. Официальное культурное (в данном случае почти) письмо его даже удивило, и он усмехнулся, представляя как Феликс под жестким контролем со слезами на глазах выводит каждое слово в данном письмишке. А это как ничто другое приносило удовольствие — всё-таки в мире ещё существует справедливость!
Однако больше порадоваться было нечему. В письме Гилберта настойчиво приглашали в Кёнигсберг на ужин, явно не простой и явно не без лишних проблем.
- Что им всё время от меня нужно? Даже этого дурака заставили писать, грёбаный поляк! - остальное в объяснениях не нуждалось. Байльшмидт вообще не собирался отвечать на письмо: скомкал и выкинул его. Потом задумался, размечтался о самых дерзких возможностях, и желание прийти и поиздеваться над ними стало пересиливать его отвращение к своим названным соседям. В конце концов под тяжестью тяжких возможных аргументов весы перевалили за то, чтобы не просто написать ответ, а собственноручно пойти и силой выдворить этих новых хозяев. А уверенности в том, что в этот раз у него что-то получится, было хоть отбавляй.
Почти моментом приведя себя в порядок, Пруссия вылетел навстречу «приключениям», даже не представляя какие неприятности может ему принести этот званный ужин. А может и просто старался об этом не думать, а может... Гилберт помотал головой — дурацкие мысли в ней его напрягали, и винил он в этом всех, кого мог вспомнить.
Дорога была недолгой, но скучной. Спасали только представления о своих землях, ну, или о том, как Феликс в очередной раз получает от него Великого, и настроение заметно увеличивалось. Даже намеки на то, что погода обещала испортиться в конце-концов не принесли особого разочарования.
По приезду замок ждал его во всей своей красе: огромный, величественный.
«Он должен быть только мой! Мой!» - делить этакую удобную достопримечательность ни с кем не хотелось, особенно, с нынешними соседями, а ведь сейчас ещё с ними трапезничать и, может быть, выяснять отношения. Пруссия нервно оглядел строение, а потом заявил о своём визите всеми возможными методами. Слава богу, ему удалось привлечь внимание и оказаться внутри замка.
- Да, наконец-то! Вот он Я! - как можно громче и ярче извещая кого можно о своём приходе, Гилберт удовлетворенно вздохнул. Пусть знают.

0

4

Пани Бранденбург прибыла на удивление быстро. Сперва - на неприятное удивление, потому что Польша готовился узреть очередную немецкую пакость; а затем, когда он-таки ее узрел, - на приятное и очень даже весьма. Девица ему понравилась, Феликс Лукашевич даже попросил прислугу, которую назначил изначала, пойти в шею и сам вызвался встретить гостью.
- Guten Tag, liebes Kind! - выскочил он на парадную лестницу и радушно раскинул руки навстречу славной девчушке.
Едва поспевший за ним Сигизмунд насторожился: его пасынка и под угрозой страшных пыток нельзя было заставить говорить на немецком, а тут распетушился до неприличия.
- Что же ты творишь, гаденыш? У тебя ж целибат! - зашипел Главный, дергая свое государство за меховую оборку королевской накидки.
- Не лезь ко мне, курощуп! Это тебе бы целибат не повредил, старый перешник! Видал, яка гарна дивчина? - огрызнулся Польша, выдернув одежду из рук отчима и спешно спустился к гостье, взяв ее ручки в свои загребущие лапы.
- Рад-рад, безумно рад! Вы, должно быть, устали с дороги, давайте я покажу Вам покои. Пока собираются наши копошливые гости, Вы сможете хорошенько отдохнуть.
Решительно и вместе с тем обходительно шакал потащил девчушку вверх по лестнице. Главный шикнул на него по-польски, когда они с ним поравнялись:
- Оставь девчонку в покое! Ей слуга покажет комнату!
- Успокойся, таточка, у меня ж целибат... - ответил Польша хитрющим оскалом и обратился к гостье на немецком: - Если пани пожелает, она даже может мне исповедаться.
Сигизмунд раскрыл было рот, чтобы возмутиться, что с этой набожностью у Польши поехала крыша и скоро он начнет бросаться на все, что имеет грудь и широкие бедра, но не успел. Не успел и Феликс показать полюбившейся гостье ее покои. Не успела и она ему исповедаться. Хотя, скорее всего, даже вряд ли собиралась. У парадной двери раздался рев и хай, она раскрылась с пинка, в нее завалился воющий от боли в ушибленной ступне Пруссия, чуть не налетел на слуг, переносивших арматуру, сбил с ног пробегавшую мимо бабенку с домашней утварью, встал ровно и сказал:
- Да, наконец-то! Вот он Я!
Польша в приветственных чувствах улыбнулся широко и радушно, да и сказал громко на прусском - спасибо Литве, что научил!:
- Чтоб тебя подбросило и прихлопнуло!

+2

5

Когда все проблемы остались позади, а ступня уже не ныла от боли, прусс соизволил взглянуть на неприятности, которые умудрился уже принести в замок. С блаженным видом оглядев обстановку, он оценил её по всем стандартам и присвистнул, приложив руку к подбородку. И ведь, правда, было на что поглядеть!
- Красота!
И, конечно, ответил на приветствие Феликса, который даже в нём умудрился вставить не самое лучшее:
- Да не дождёшься! - однако как приятно было слышать знакомые слуху прусские слова!
Преодолеть небольшой путь от учинённого Байльшмидтом погрома до поляка оказалось почему-то задачей не из простых: успев споткнуться чуть ли не на ровном месте, прусс кое-как устоял на ногах. Какая-то спешащая служанка чуть не столкнулась с ним в этот же момент. Но, к счастью Гилберта, всё обошлось. Забираясь по ступенькам, он оказался прямо перед старым знакомым, где первым делом обратил внимание на гостью, черты которой показались ему знакомыми. Потом  уже и на Феликса, который аж как-то по-странному сиял в её компании. Это даже было в какой-то степени жутко и непривычно, а какой эффект производило на остальных!
- Я надеюсь, ты пригласил Великого Меня не по смешной причине? Или тебе так хочется, чтобы я сделал то, что собирался ещё сделать вчерашним утром, ха? - прусс с довольный выражением лица положил руку на плечо поляку и придвинулся к девушке, оттягивая Феликса как раз таки подальше от неё. Он ясно осознавал, что ухоженная девица в хорошей одежде явно не является слугой этого новоиспечённого хозяина. Пристально разглядывая её, а, в особенности, её тело, он даже на миг задумался, прежде чем поздоровался:
- Ну, здравствуй!
Между тем, ситуация могла вполне обостриться, да и вообще, начать скатываться к черту за куличики со всеми вытекающими последствиями, если бы кто-то её не контролировал. Но в голове Байльшмидта были совершенно иные мысли, которые плавно кружили в его мозгу и заставляли предаваться мечтаниям. 
Последние слуги убрали остатки неудачного прихода Гила, и теперь обстановка прекрасно подходила ему самому, а это только заставляло ещё больше расплываться в блаженной улыбке.

+1

6

После смерти Георга Бранденбург чувствовала, что тот недолгий период процветания растворяется как утренняя дымка, и будущее снова предстало в неопределённом свете. Поэтому, получив от Польши на удивление вежливое письмо, девушка не придала ему ровным счётом никакого значения и, наверное, не поехала в Кёнигсберг, если бы сверху ей мягко не намекнули, что пора ей, бедненькой, развеяться. И ужин у Польши, по их мнению, был прекрасным вариантом.
И подъезжая к огромному замку, башни которого устремляются ввысь, в лоскутное из-за пушисто-серых облаков небо, Гретта думала, как она сможет извлечь пользу из этой встречи: «Польша так любит немцев, что скорее удавится, чем с нами проведёт время. Да и этот вежливый тон… Наверняка его глава стоял у него над душой, пока Лукашевич писал приглашения. Должно быть это выглядело забавно. Однако всё это означает, что обсуждаться будет что-то действительно важное. Но что именно?»
Войдя в здание, девушку встретил Лукашевич с распростёртыми объятьями и приветствием на немецком, что несколько удивило её. Оказавшись в следующее мгновение в руках поляка, Бранденбург хотела возмутиться столь вольному обращению, но не подала виду. Хотя ей, что уж скрывать, был приятен оказанный радушный приём.
Однако появление какого-то шумного субъекта, показавшийся немке знакомым, переключило внимание поляка на явившегося гостя, который эпично столкнулся со служанкой, нагруженной посудой. Когда двое старых недругов обменялись приветствиями друг с другом, Бранденбург улучила момент, наконец-таки, и самой поздороваться.
  - Всем здравствуйте, - девушка слегка наклонила голову в сторону каждого собеседника и, повернувшись к Польше, спросила: - По какому поводу мы были приглашены на ужин в этот прекрасный замок?

+2

7

Строя глазки девице, Польша не слушал тирады Пруссии: он знал, - как то, что это Литва намедни наложил ему червяков в сапоги, - что они об одном и потому же. Но когда нахальный немчура вклинился между ним и красоткой, Феликс смертельно оскорбился. Девчонка, на удивление, держалась молодцом. Даже Россия бы растерялся и Франция бегом бы бросился в горы, если б их окружили такие эффектные мужчины: один прекрасен, как солнце, а второй мерзопакостен, как чума; а кто из них кто - это уже другой вопрос! А девчонка даже не выдавала, что она напугана или смущена. Держалась, как настоящая дама. Это и придало Польше сил распетушиться еще сильнее. Когда она к нему обратилась, он злорадно зыркнул на Байльшмидта взглядом гориллы, который отстоял свою самку, втиснулся между ними в свою очередь, обнял девицу за талию, а Пруссию - за шею локтем, да от всей души и со всей силы!
- Друзья мои! - заговорил он вдохновленно. - Я понял, каким я был гадом! Как несправедливо обижал своих милых соседей! Но теперь я все осознал, и теперь я свой в доску! И сегодня я предлагаю вам за скромным семейным ужином простить друг друга и посмеяться над былыми обидами! Пан Байльшмидт, милая Гретта, простите друг друга! О, кстати, познакомьтесь! Гильчик, это пани Бранденбург! Дорогая Гретта, это пан Пруссия, мой старинный, как мир, и лучшайший друх! Я вижу, он Вас пугает. Ах, не стоит! Он честный, добродетельный христианин и настоящий рыцарь! Да, он немного своеобразен, но все потому, милая Гретта, что он настолько яростный и строгий поклонник религии, что ни разу в жизни не видел барышню, да-да! И отец его не видел, и дедушка не видел!..

+2

8

Ребят, ступор нечеловеческий.

Почему-то осознание своих поступков и умная мысль, которая вечно твердит о том, что нужно всегда думать головой, пришла слишком поздно. Желание покрасоваться и затмить своим Величием всех остальных настолько взыграли над пруссом, что он отключил мозги и поддался полностью юношескому рвению, всячески привлекая к себе внимание. Всех, но, в особенности, наверное, гостьи. Сейчас он даже как-то опешил от собственного нахальства, но не перед поляком, а перед юной особой. Всё-таки девушек надо было уважать в какой-то мере, если потом внезапно не хочешь получить от них «особый подарок» в ответ. Несколько умерив свой пыл и дав поляку дело в руки, Гил успокоился, но  тут же чуть не стукнул Лукашевича, когда тот, видать, решил воспользоваться данной ситуацией и крепко «обнял» за шею.
- Я тебя таки урою когда-нибудь, - но, похоже, поляку плевать было на эти слова с высокой колокольни.
Хотя после того, что он стал нести, прусс с каким-то не присущим ему беспокойством подумал о его самочувствии:
«Может всё же он умом тронулся?»
Но данной мыслишке не суждено было сбыться, когда хозяин положения начал нести околесицу про родственников прусса.
Освободившись от некого подобия плена в лице Польши, Прусия взглянул на девушку:
- Гретта, значит. Бранденбург! - он усмехнулся, поцеловал юной особе руку. - Рад знакомству!
И тут же, развернув голову в сторону Польши и пристально взглянув в его глаза, добавил:
- Ну что ты, дружище, девушек мне повидать пришлось, - осмотрев поляка с головы до ног и вспомнив печальный опыт из детства, прусс добавил спокойным голосом, уже обращаясь к Гретте:
- Ты не обращай внимания на его речи, он вечно болтаёт всё то, что не даст ему получить пинка под зад и привлечёт внимание. Ну а теперь! - таки отцепив прилипчивого Польшу от девчушки, прусс заявил:
- Не знаю, в здравом уме ты и в здравой ли памяти, но раз пригласил на ужин, то веди!

Отредактировано Prussia (25 Дек 2012 00:44:09)

+1

9

Бранденбург чувствовала себя несколько неуютно в обществе двух столь нахальных молодых людей, но никоим образом не выдала своего смущения. Впрочем, эти двое куда больше забавляли девушку: они так старательно красовались перед ней и выглядело это со стороны настолько комично, что Бранденбург даже и не думала злиться на них, хотя обычно такое поведение у Гретты не вызывало ничего кроме раздражения.
Монолог Польши показался ей таким наигранно-дружелюбным, что про себя она даже улыбнулась. "И как только Феликс тебя ещё не захватили-то? Да и как ты умудрился такими большими землями разжиться мне тоже не ясно", - подумала про себя девушка, аккуратно поправляя подол платья. Впрочем, она прекрасно понимала, что рядом с Лукашевичем расслабляться и терять бдительность не стоит, потому что это может обернуться совершенно несмешными последствиями.
А вот герр Бальшмидт Гретте, в отличие от хозяина замка, который хоть веселит девушку, но симпатии не вызывает, даже немного понравился: очаровательный молодой человек, хоть и слишком наглым. Про себя она отметила, что неплохо было бы познакомиться с Гилбертом поближе, в конце концов, Бранденбург знает лично не так уж много стран, а потенциального союзника вообще грех из виду упускать. И в ответ на приветствие Краузе тоже поздоровалась с Пруссией.
Однако девушке начинала надоедать вся эта бесцельная болтовня и с последней фразой прусса согласна, хоть и в нестоль грубой форме. Гретта разумно рассудила, что Польше будет вполне достаточно и слов Бальшмидта, чтобы понять тот простой факт, что приветствия несколько затянулись и пора уже отвести гостей к столу. А к диалогу Бранденбург присоединиться ровно тогда, когда они начнут обсуждать хоть что-то интересное и сколько-нибудь содержательные нынешней беседы.

Отредактировано Brandenburg (22 Мар 2013 19:06:01)

+1

10

В очередной раз получив от тевтонского рыцаря отворот-поворот, возмущенный Феликс сложил руки на груди и дал ему высказаться, чтобы потом громко молвить с праведным укором:
- А Литва говорил мне, что ты бабник и потаскун! Мы с ним даже поспорили на Вильнюс и Краков, что ты непорочен! Я так заступался за твою честь, что выиграл! Теперь ты хочешь, чтобы этот разбойник забрал у меня Краков? Немедленно покайся и отойди от дамы, опасный соблазнитель, бесстыдник, змей-искуситель!
Оттолкнув Байльшмидта от Гретты, пылкий шляхтич загробастал девицу в свои объятия и уверил ее:
- Не бойся, мое милое невинное дитя, со мной тебе ничего не грозит! Если хочешь, для пущей твоей безопасности я позову Литву, он мой хороший товарищ и такой же честный и добрый банди... гм, человек, как я! Чтоб его...
Шкурой почувствовав, что нагородил чего-то не того, пан Лукашевич мысленно поблагодарил Иисуса Христа за то, что ниспослал этой бывшей тевтонской дурачине мысль об ужине, и повел гостей в залу. По правде сказать, сперва отвести туда он хотел только юную пани Бранденбург, - а если совсем по правде, то не совсем туда, - а Пруссию уколоть еще раз, указав через окно на псарни, где сейчас как раз трапезничали королевские гончие. Но это уже было совсем некрасиво, невежливо, жестоко, подло и даже не очень смешно, поэтому Польша-таки повел гостей в залу: девицу - держа под руку, а своего с Литвой заклятого друга - дергая за щечку и приговаривая: "Ути, мой обжорка. Надеюсь, ты не забыл, как я учил тебя пользоваться столовыми приборами? Там будут ножи, мой милый друг. Надеюсь, ты не разделяешь мнение Литвы о том, что ножи созданы только для того, чтобы бросаться на людей?"
Путь в трапезную залу был неблизкий, в другое крыло, через весь замок, поэтому Феликс много чего еще наговорил, но он заслуживал прощения, потому что касаемо ужина обещание свое сдержал: стол ломился от сытных польских блюд из мяса и овощей, а также дорогих заморских деликатесов, будто трапеза эта рассчитывались не на троих человек, а на всю боярскую свиту, с которой иногда заезжал брат Брагинский. Слуги суетились, делая последние приготовления, Польша радушно их выпроводил, успел по-отечески похлопать по задницам парочку служанок, усадил за стол пани Бранденбург, учтиво пододвинув ей стул, усадил Пруссию, заботливо подоткнув ему в воротник салфетку-слюнявчик, вложив в руки вилку и нож и показав, как их надо держать.

+2

11

О, сколько нервов подпортил пруссаку этот наглый бесцеремонный поляк, сколько крови выпил своей бессмысленной и пошлой болтовней, сколько возникало желание прибить его? Выпотрошить это бедное тело Лукашевича? То ли в мечтах, то ли в кошмарах теперь будет это действо сниться из-за его наглых происков.
Любой бы явно сошёл с ума, уже бы сбежал из этого места, наплевав на ужин и спасая девицу, что тоже попала под удар — именно этой мыслью себя утешал Гил несколько минут, но взрывной характер слишком молодого парня сыграл с ним злую шутку, и тут даже прошлое тевтонского рыцаря не помогло — он начал вырываться, толкать поляка в бок, повторять его же действия на нём самом, но то ли Байльшмидт заколебался уже пытаться исправить своё положение в обществе такого полоумного «друга» как этот, то ли ещё что-то, но...
- Ради Бранденбург я перетерплю твоё общество, - процедив это сквозь зубы и проклиная целый свет, прусс оставил глупые попытки избежать издевательств Лукашевича. И хоть Гилберт сказал, что это ради девчонки, на самом деле, увы, приходилось признавать тот факт, что «приятель» сильнее, старше, но головой особо не отличился. Правда, и тут терпение парня подвело, и он снова начал всячески избавляться от физического воздействия со стороны поляка, а при возможности — ещё и пытался насолить ему.
Когда наконец-то — о чудо! - они оказались в столовой, пруссак даже как-то подобрел. Количество еды, которым Феликс явно хвастался, впечатляло. Когда пруссу приходилось бывать здесь раньше, чтобы терпеть и выяснять отношения, такой стол при нём не накрывали, а значит, Лукашевич всячески  подлизывается к новому гостю. И, похоже, поэтому пытается разными способами унизить пруссака перед ним.
«Ха, Феликс, ты так жалок!»
И тут поляк снова начал придираться, за что чуть не получил кулаком в глаз, пинка под зад и грозные ругательства в свой адрес. Его спасло только спешное сопровождение собственных служанок, хотя, может просто сама судьба отогнала от него кару.
Гил даже усмехнулся, а, когда хозяин пиршества ненадолго их покинул, только заявил:
- И это всё, на что он способен? - с издёвкой в голосе.
Но не тут-то было. Пригласив за стол, Феликс снова показал себя во всей красе, и тут уже прусс не выдержал, со всей дури наступив на ногу поляку, когда тот так заботливо помогал юноше со столовыми приборами.
- Спасибо, мой. Друг. И не буду использовать нож в качество оружия, - он посмотрел в сторону Бранденбург, прежде чем снова обратил внимание на Феликса, - во всяком случае не при других...
Хотя, страшно подумать, какие картины по случайности мелькали в голове из-за злости, возмущения и простого негодования. Но что-то его сдерживало от окончательно срыва и возможности подраться.

+1

12

То, что вся ситуация из просто забавной превратится в откровенный фарс так быстро, Гретта не предполагала. Она уже настолько привыкла к тихой, спокойной жизни в своём небольшом замке и так давно не выезжала за пределы собственных земель, что здесь и сейчас чувствовала себя крайне неуютно. Краузе видела и прекрасно понимала, что эти двое слишком сильно ненавидят друг друга, чтобы попытаться вести более-менее внятную беседу, а не пустое гавканье. А тут ещё рядом и страна с симпатичной внешностью, разве можно упустить такую возможность покрасоваться и показать сопернику и девице, кто лучше? Вот Польша и Пруссия и не упускали.
Брандербург же была в полном замешательстве и не могла толком определиться, как себя вести в этом балагане. Просто не замечать - слишком сложно, а поход до трапезной доказал, что почти невыполнимый. Впрочем, она уже вскоре поняла, что это только начало, и развитие событий не предвещали ничего хорошего. С каждой минутой Лукашевич раздражал Гретту всё сильнее, хотя стол был накрыт действительно роскошный. Однако такое огромное количество еды даже не столько поразило, сколько удивило: тут хватило бы на вполне приличную по размеру свиту.
"Может, кто-то ещё должен приехать? Иначе такое количество блюд - верх расточительности. И бессмысленности."
Краузе села за стол, тихо поблагодарив Феликса за помощь, и стала рассматривать поданные кушанья, стараясь не обращать внимание на Пруссию и Польшу. То ли от того, что её выводила из себя их манера общения с друг другом, то ли от того, что смущал пронзительный взгляд Гилберта и его хищная ухмылка. Она предпочитала думать, что всё же первое является истиной.
  - Кхм, - громко откашлялась Брандербург, стараясь привлечь внимание двух стран к себе, - прошу прощение, что отвлекаю вас от разговора, но разве должны прибыть ещё какие-то гости? Стол накрыт явно на большое количество людей, а нас здесь всего-то трое. Значит, скоро здесь появятся ещё страны? Иначе это глупейшая расточительность. А Вы ведь не глупая страна. Не так ли, Польша?

0

13

Имея иммунитет к оскорблениям, который проявлялся именно в нужный момент и в нужном месте, да к тому же обладая мастерством думать о чем-то своем - разумеется, более насущном - в то время, когда ему жарко и страстно что-то выговаривали, Феликс успешно прослушал бурчания Гильберта и пришел в себя только тогда, когда услышал хруст собственной кости и ощутил острую боль в ноге.
- Неплохо бы эти люстры... АХ ТЫ КУРВА, МАТЬ ТВОЮ, ЗАДНИЦА КОСОЛАПАЯ, ХОЛЕРА НЕСЧАСТНАЯ!!! - заорал он, рефлекторно съездив Байльшмидту кулаком по затылку.
Запоздалый ужас овладел Польшей, когда он увидел, как белокурая лохматая голова безвольно ухнула по направлению к тарелке да чуть не умылась борщом. Он не хотел делать Байльшмидту больно, когда тот так доверчиво сидел за его столом, а на глазах у девушки - тем паче. Спохватившись, Феликс сгреб Пруссию в охапку и быстрым движением стал наглаживать его затылок широкой теплой ладонью.
- Уй ти Божечки... Вот так и живем... Методом кнута и пряника...
А чтобы Байльшмидт уж совсем поверил, что Польша сожалел о своем поступке, Лукашевич смачно поцеловал его в макушку с неприличным засасывающим звуком.
- Гильберт - замечательный воин, однако совершенно не умеет вести себя в обществе, - сказал Феликс, погладив Пруссию в последний раз, и уселся на свое место. - Ему бы курс эстетики и бальных танцев, пани Бранденбург. Вас-то он наверняка послушает! А если станет возражать, просто вспомните народную немецкую мудрость: осла, который говорит мне гадости, я не слушаю.
Расправив салфетку и опрятно разложив ее на коленях, Польша вспомнил, что Грета задала ему весьма и весьма щекотливый вопрос.
- Ах! - засмеялся он, взмахом руки отвлекая себя от мысли: "Немчура ты, девка, немчура". - Милая Грета, никто больше нашему взору не явится. Если только Литва, он любит захаживать в мои земли без приглашения, но он обычно довольствуется тем, что остается после ужина, душа у него дикая, свободная, стервозная.... то есть стервятническая. Грета-Грета, Вы просто не представляете, что все, что Вы видите перед собой, нашему Гилочке на зубок. Он все-таки воин, ему нужен обильный и полноценный рацион. Ах, женский бы над ним надзор, Греточка! А то я, по сути, такой же мужлан, как и он, не разумею в этих диетах и витаминах. Да и моего литовского колтуна надо кормить, а эти балты такие троглодиты! Жуй, толстый, - обратился он к Гильберту, видя, что он как-то не спешит притрагиваться к еде.

+2

14

Сколько времени знакомы, а характер поляка становился только отвратительнее и отвратительнее. Выразив всё своё недовольство нынешней ситуацией и его поведением, Гилберт на себя вызвал целый шквал возмущения и физического насилия, частично от которого смог спастись. Если бы он сейчас не сидел за столом, если бы не был прижат к этой чёртовой мебели, ситуация бы могла измениться, но пока всё говорило в пользу поляка. И как бы это не было печально, данный факт стоило признать.
Получив в какой-то степени внезапный удар он то ли с помощью чуда, то ли показав все чудеса ловкости в ограниченном пространстве, сумел спастись от ещё горячей похлебки. Мысль о том, что пора бы покинуть это поле боя и не давать больше Лукашевичу возможность так насмехаться над ним, зародилась в мозгу да так и угасла. Что? Чтобы он и отступил? Всё было не настолько плохо.
Но в это же время он забыл о девушке, хотел уж было устроить драку и показать Феликсу о том, какие бывают манеры поведения, ведь не всё ему их так извращенно портить? Но не успел — загребущие руки поляка уже крепко схватили Гилберта, а уж там его «друг» успел показать чудеса изворотливости и какой-то странной неожиданной (а в случае отношений ещё и не очень приятной и непонятной) заботы.
Только тут же посмотрев в сторону Браденбург он, кажется, начал просекать, что всё это чудное отношение к нему Великому здесь, даже после маленького подарка, из-за неё. И какие-то опасные мысли возникли в голове юного альбиноса.
Пытаясь оторваться от столь прилипчивого поляка, Байльшмидт аж чуть не задохнулся в «объятьях», отталкивая его, пока тот сам не соизволил пруссака отпустить. Почувствовал наконец-то свободу, он глубоко вдохнул и закрыл глаза, хотя бы на минуту имея возможность расслабиться и не обращать внимание на повторение подколок со стороны хозяина дома. Мыслишка по поводу того, что пора бы свалить из этого дурдома, снова появилась в его голове, на этот раз застряв в ней и всячески исключая возможность вернуться в небытие.
Прусс действительно никого не слушал. Но это мгновение было таким скоротечным, что до него опять начала доноситься болтовня со стороны Лукашевича. Странная такая болтовня, ненормальная. Нет, в некоторой степени пруссу нравилось, что его нахваливают, но не таким же образом и не в такой манере, словно его как товар какой-то преподносят.
- Да когда же ты замолчишь, а? - слова Байльшмидта утонули в бесконечной болтовне этого товарища. Может быть поэтому Гил, отвлекаясь, со скучающим видом осматривал стол — поесть то он был не против, да только мало ли что этот ещё удумал? Сегодня от него можно было ожидать всё, что угодно.
Поэтому когда таки польский монолог был закончен вопросом, Гил сделал один из забавных, но всё же выводов:
- Что ты вообще задумал? Какую гадость заставил свою прислугу в еду подсыпать?
Уже сожалея о том, что вообще сюда притащился, Гилберт смотрел в сторону стола и злился.

+2


Вы здесь » Hetalia: Through the Eternity » Дела давно минувших дней » Брачное агенство "Polska" работает себе в убыток (Прус., Брад., Польш)


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно